Крошка Доррит. Знаменитый «роман тайн» в одном томе - Чарльз Диккенс

– Пожалуй, придется принять его, – устало вздохнул Кленнэм.

– Стало быть, вам угодно, сэр? – подхватил Рэгг. – Прикажете передать ему об этом, когда я буду проходить через караульню? Да? Благодарю за честь. Мое почтение, сэр.

И он вышел из комнаты с глубоко оскорбленным видом.

Сообщение о джентльмене с обличием военного едва задело сознание Артура, всегда теперь словно окутанное какой-то темной пеленой, и он уже успел почти позабыть о нем, как вдруг чьи-то шаги по лестнице вернули его к действительности. Шаги были не слишком торопливы, но в них чувствовалось нахальное стремление произвести как можно больше шума и грохота. Когда эти шаги на мгновение задержались у двери, Кленнэму вдруг смутно почудилось в них что-то знакомое, но что именно, он не мог сообразить. Впрочем, соображать было некогда. Дверь тотчас же распахнулась от удара ногой – и он увидел перед собой пропавшего Бландуа, причину стольких волнений.

– Salve, приятель арестант! – сказал неожиданный посетитель. – Вот и я! Говорят, вы желали меня видеть.

Прежде чем Артур успел дать волю своему изумлению и негодованию, в дверях показался Кавалетто, а за ним – Панкс. Ни тот, ни другой ни разу еще не навещали Кленнэма в его заключении. Мистер Панкс, отдуваясь, пробрался к окошку, поставил свою шляпу на пол и тотчас же запустил все десять пальцев в волосы; после чего сложил руки на груди, как человек, собравшийся наконец отдохнуть после тяжких дневных трудов. Мистер Баптист, не спуская глаз с бывшего товарища по заключению, внушавшего ему такой страх, уселся на полу, прислонясь спиной к двери и обхватив щиколотки руками, в той самой позе (только сейчас она была более настороженной), в какой он сидел перед этим самым человеком однажды жарким летним утром в еще более мрачной марсельской тюрьме.

– По словам этих двух полоумных, – сказал мсье Бландуа, он же Ланье, он же Риго, – я вам зачем-то понадобился. К вашим услугам, братец-арестант!

Презрительно глянув на кровать, откинутую на день к стене, он небрежно привалился к ней, не сняв даже шляпы и вызывающе засунув руки в карманы.

– Исчадие ада! – воскликнул Артур. – Вы намеренно навлекли страшные подозрения на дом моей матери. Зачем вы это сделали? Что привело вас к этой чудовищной мысли?

Мсье Риго сдвинул было брови, но тотчас же рассмеялся.

– Послушайте-ка этого благородного джентльмена! Эту воплощенную добродетель! А не слишком ли вы распетушились, милейший? Смотрите, не пришлось бы потом пожалеть об этом. Вот именно, черт побери! Не пришлось бы пожалеть!

– Синьор! – вмешался Кавалетто, также обращаясь к Артуру. – Выслушайте сперва меня. Ведь вы поручили мне разыскать его, Риго – правда?

– Правда, правда.

– Ну вот, следовательно (миссис Плорниш была бы очень озадачена, если бы удалось убедить ее, что, за исключением отдельных неправильных ударений, речь мистера Баптиста почти не отличалась теперь от речи англичанина), – следовательно, я сперва отправляюсь к своим соотечественникам. Стараюсь разузнать что можно об иностранцах, появившихся за последнее время в Лондра. Потом иду к французам. Потом к немцам. Каждый мне говорит, что знает. Мы ведь почти все знакомы между собой, и каждый говорит мне, что знает. Но! – никто ничего не может сказать мне о нем, о Риго. Раз пятнадцать, – Кавалетто выбросил вперед левую руку, растопырив на ней пальцы, и трижды повторил этот жест с быстротой, от которой мелькало в глазах, – я спрашиваю о нем в местах, где бывают иностранцы, и раз пятнадцать (та же игра) не получаю никакого ответа. Но!

С этим «но!», за которым последовала характерная для итальянца неожиданная пауза, он отвел назад указательный палец правой руки и чуть-чуть помахал им.

– Но! Когда я уже совсем думал, что не найду его в Лондра, мне вдруг говорят про какого-то военного с седой головой – ага! не с такой, как у него сейчас, а с седой, – который живет уединенно, в маленьком домике. Но! – снова пауза. – Иногда выходит после обеда покурить и поразмяться. Главное – иметь терпение, как говорят итальянцы (они, бедняги, это по себе знают). Я имею терпение. Я спрашиваю, где этот маленький домик. Одни говорят – там, другие говорят – здесь. Иду туда, иду сюда – нет. Но я имею терпение. И наконец – нахожу. Тогда я прячусь, и жду, жду, жду, пока он не выходит покурить и поразмяться. И я вижу, это в самом деле военный с седыми волосами, но! – пауза, на этот раз более длительная, и энергичное движение указательного пальца, – вместе с тем это вот этот самый человек.

Любопытно, что, указав на Риго пальцем, Кавалетто в то же время невольно поклонился ему – так велика была сила подчинения, в котором когда-то держал его этот человек.

– Так вот, видите ли, синьор, – заключил он свою речь, снова обратясь к Артуру. – Я стал дожидаться удобного случая. Я написал синьору Панко, – Панкс приосанился, услышав этот необычный вариант своей фамилии, – и просил его помочь мне. Я ему показал Риго в окне, и синьор Панко стал караулить его днем. А я по ночам спал у дверей его домика. Наконец сегодня мы решили войти к нему – o, – этим почетным званием мистер Баптист наградил мистера Рэгга, – и потому мы остались ждать внизу, а синьор Панко сторожил у выхода.

Дослушав до конца, Артур перевел взгляд на злое и наглое лицо того, о ком шла речь. И тотчас же усы на этом лице вздернулись кверху, а нос загнулся книзу. Затем, когда усы и нос приняли свое прежнее положение, мсье Риго несколько раз громко прищелкнул пальцами, слегка подавшись вперед, так что каждый щелчок был точно маленький снаряд, который он посылал в лицо Артуру.

– Ну, философ! – сказал Риго. – Чего вам от меня нужно?

– Мне нужно знать, – не скрывая своего омерзения, отвечал Артур, – как вы посмели навлечь на дом моей матери подозрение в убийстве.

– Посмел! – вскричал Риго. – Хо-хо! Это мне нравится! Как я посмел, говорите вы? Черт побери, мой мальчик, вы неосторожны в выборе выражений!

– Мне нужно рассеять это гнусное подозрение, – продолжал Артур. – Вас отведут туда, чтобы все могли вас видеть. Кроме того, мне нужно знать, зачем вы вообще приходили в тот вечер, когда я с таким трудом подавил в себе желание спустить вас с лестницы. Не делайте мне страшные глаза. Я знаю, что вы наглец и трус. Я еще не настолько отупел от пребывания в этих стенах, чтобы постесняться высказать вслух эту несложную истину, в которой, впрочем, нет для вас ничего нового.

Риго, весь белый, пробормотал, поглаживая усы:

– Черт побери, мой мальчик, вы ставите в неловкое положение вашу уважаемую матушку. – Он, видимо, колебался, не